Говоря о городе, я исхожу из предположения, что все или большая часть написанного о городе "вообще" читателю известно.

Он в принципе знает и о выборе места для города, о системе улиц и магистралей, образующих некий "каркас", на котором и с помощью которого существует "ткань" самого города, знает о площадях как транспортных развязках и о площадях для людей, малых и интимных, о его зонировании, о художественном образе города, очень существенном для жителей города, а также для приезжающих соотечественников и туристов, о городе как о произведении не только техники, не только как результате научного обоснования и т. д., но и о городе как произведении искусства - искусства архитектуры и искусства градостроительства.

Читатель, вероятно, обратил внимание на то, что, начав говорить о центре, как-то неожиданно автор перешел к городу в целом. Но в общем это верно и сделано сознательно. Центр может быть только у такого образования, где есть и внешняя часть, т. е., кроме некого "центра", есть и некая "периферия". В этом диалектическое единство города. Лишь рассматриваемые вместе эти две категории образуют город. Правильнее сказать, образовывали город в прошлом. Стихийно или разумно организованно вокруг первоначального ядра будущего города, вокруг "центра" постепенно нарастала "ткань" - сам Город (с большой буквы).

Мы уже говорили о схеме города в представлении И. Жолтовского. Согласно такой схеме, в плане выделен ряд концентрических колец - центральный круг, самый важный, престижный, за ним идут кольца снижающейся значительности. На самой границе города размещены окраины, которые назывались по-разному, оставаясь по сути своей одним и тем же: пригородами, посадами, форштадтами, фавеллами. По своим качествам эти элементы приближали город к захолустной деревне: здесь были маленькие и редкие домишки с огородами, садами, пустырями, намощенными улицами. И наконец, вне этих окраин шла окружающая природа: луга, поля, рощи, леса, холмы, реки и пр.