Другая тенденция связана с реорганизацией университетской структуры в конце XVIII — начале XIX века, проявившейся нагляднее всего в Германии. Университет включается в структуру города, причем под него отводится старинный дворец, дом со двором или совокупность построек в городском ландшафте. Поскольку сам по себе университет, к тому же с богатыми культурными традициями, имеет большой духовный потенциал, возникает понятие университетского города, в котором студенческая и научная жизнь придают всей среде смысловую и образную окраску. Таковы Геттинген, Иена, Марбург. В Иене мемориальные доски с именами и датами жизни профессоров заполняют целые фасады, размещаясь, независимо от этажа, около окон соответствующих квартир. Улица становится архитектурно овеществленным архивом университетской памяти. А как был ошеломлен Б. Пастернак, приехавший учиться в Марбург, попав в подлинную средневековую среду с фасадами, испекшимися в золе веков, подобно картошке:

Тут жил Мартин Лютер. Там - братья Гримм. Когтистые крыши. Деревья. Надгробья. И все это помнит и тянется к ним. Все — живо. И все это тоже - подобья.

Обе тенденции соседствуют в мировой практике и в наши дни. На одном полюсе — уже достаточно определившийся тип американского кампуса, восходящего к планировочной схеме римского военного лагеря и построек доколумбовой эры, на другом — расширение, реконструкция, реновация университетов в старых городах Европы. Группа польских исследователей (К. Вейхерт и др.) приводят любопытные факты. По данным статистики, студенты университетов, выделенных в обособленные от города образования, проводят в учебных заведениях заметно меньше времени, чем те, кто учится в университетах, внедренных в город.