Принимая то, что было в Генплане-35 прямым ответом на витальные нужды города, время отвергло все, что шло от извне заданной помпезной государственной схемы, утверждавшей себя фактически наступлением на живого человека и сформировавшуюся городскую среду. Проблема комплексной оценки и реконструкции исторической ткани в те годы еще не созрела и со всей остротой заявив о себе в наше время, стала заботой следующих архитектурных поколений.

Практика послевоенного строительства в Москве имела свой круг актуальных задач. Естественным был перенос внимания на застройку новых районов, разработку идей микрорайонирования, систем обслуживания, решение транспортных вопросов. Освоение незастроенных территорий породило иной, укрупненный масштаб мышления, свойственный скорее новым городам типа Бразилиа. Когда это мышление переносилось на центр города, возникали размашистые предложения, навязывавшие Москве идеальные геометрические схемы и чуждую гипертрофию пространств. Все мы помним конкурсы на реконструкцию центра, проводившиеся в 60-е годы, с их радикальными, порой рекламными идеями. В одних проектах центр обстраивался по периметру кольцом пятидесятиэтажных небоскребов, в других по живому телу застройки крестообразно прорезались новые транспортные магистрали. Стремление к чистоте приема в ущерб исторической реальности делало эти предложения утопичными. Тем не менее, выразившийся в них образ мышления оставил в городе заметный след.