Как ни странно, диалектическое взаимодействие двух начал нагляднее всего прослеживается не в сопоставлении Москвы с Петербургом, а внутри самой московской архитектуры. Петербург полярен только по отношению к средневековой московской традиции. С начала XIX века Москва сама становится носительницей дуализма национальных и европейских тенденций. В этом дуализме — движущая сила ее дальнейшего развития. Понимание Белинским московского начала как однозначно консервативного оправдано лишь для определенного этапа, в широком же историческом охвате оно гораздо шире и сложней, как и вообще понятие русского национального начала.

Вспомним некоторые имена классиков русской архитектуры. В длинном списке рядом с Баженовым, Казаковым, Старовым, Воронихиным нам встретятся Фиораванти, Трезини, Леблон, Растрелли, Камерон, Росси, Жилярди, Кваренги, То-ма-де-Томон, Жан-Батист-Мишель-Валлен-Деламот ... Родина их самих или их непосредственных предков — Италия, Англия, Франция. Творчество их вырастало из итальянского Ренессанса и барокко, французского классицизма, ампира и рококо. Какую же архитектуру создавали они в России? Ответ однозначен: русскую. Русская архитектура их ждала, и специфические потребности русской жизни в европейском профессионализме к их приезду уже созрели и сформировались. Люди эти неотделимы от русской истории, как Россия - от личной биографии каждого из них. Точно так же реформы Петра I были хорошо подготовлены всем предшествующим развитием России и имеют прочные корни в эпохе Алексея Михайловича. Русская культура — сплав сложный, но глубоко национальный.