В самом деле, благоустройство — вот то, что помимо реклам до известной степени объединяло центральную часть Токио. Мы видели небольшие садики, поражающие многообразием форм, видели зеленые холмики среди городской застройки, которые у нас скорее всего срезали бы бульдозером, и маленькие ручейки с замощенными берегами, которые у нас непременно загнали бы в трубы. Эти подчас крошечные кусочки живой природы внесли в город черты неповторимости.

Так к мысленному портрету Токио добавился еще один штрих, но и его казалось мало, чтобы охарактеризовать лицо города, — слишком богата его мимика. И все же в каскаде меняющихся гримас мне в конце концов удалось уловить основное — социальную суть токийских парадоксов — частную собственность на землю.

В конечном счете и транспортная агония, и загазованность улиц, из-за которой полицейские-регулировщики вынуждены пользоваться противогазными масками, а прохожие покупать кислород, как у нас газированную воду, и скученность застройки со средней этажностью около двух этажей при численности населения более 10 миллионов человек — все это порождено стихией частной собственности.

По данным токийского Института архитектуры, стоимость одного квадратного метра земли в японской столице составляла в те годы 20—80 тысяч иен, но могла почти безгранично расти при массовой закупке. Поэтому вместо замены ветхих лачуг современными домами в Японии строились на свободных территориях города-спальни, жители которых были вынуждены добираться часами до мест приложения труда, усугубляя транспортную проблему.